Don't Rest Your Head: Роджер Остенсо

[Wyrm-Takes-Last]

Жеребьевка.

Не прекращающийся уже третий день дождь сделал покрытие скользким и грязным, и к концу второй четверти мы остали от хозяев на три очка, но залитые светом прожекторных мачт трибуны ревут, приветствуя вспыхивающие на табло повторы так же радостно, как и в первый раз.

Стаскивая шлемы, мы бредем следом за тренером в раздевалку, истекая водой и оставляя на полу грязные следы. Бак и Эшли вытирают мокрые головы полотенцем, остальные окружают тренера, который громко и уверенно начинает объяснять, что мы должны сделать во второй половине игры, если мы хотим показать ему и этим ублюдкам из Огайо, что мы чего-то стоим на самом деле. Ударяя кулаком по ладони, он говорит о подходах и тактике, обращаясь к каждому по имени, ободряя, ругаясь и подхлестывая тех, кто в этом нуждается.

Гул толпы слышен и здесь. Он нарастает и слабеет, ритмичный, как океанский прибой. Я сажусь на скамью и закрываю глаза - только для того, чтобы прогнать резь, после четырех дней без сна в них как будто насыпали песку....

...Вздрогнув, я просыпаюсь от раската грома. Флюоресцентные лампы на потолке моргают, и в их белом свете лицо тренера кажется бледным и мертвым; он лежит в луже крови на полу.

Кажется?

Он мертв. Вырванная из сустава рука валяется рядом с телом; кровь везде. На полу, на стенах, на... На моих руках. На моей форме.

"С вашим телевизором все в порядке. Не пытайтесь настроить изображение. Мы контролируем передачу."

Еще один раскат грома. Лампы мерцают, свет вздрагивает, и приглушенный рев толпы на трибунах вырастает до оглушительного крещендо.

"...Если мы захотим прибавить громкость, мы это сделаем."

Я бросаюсь к шкафчикам. Времени возиться с замком нет, и я открываю замок, рванув дверцу на себя. Схватив сумку, я пускаюсь бежать по залитым неживым светом коридорам внутренних помещений стадиона. Сейчас здесь никого нет, но я только приблизительно представляю себе, где находится автостоянка. Если мне повезет, я смогу выбраться на свежий воздух прежде, чем кто-то зайдет в раздевалку и увидит, что произошло только что. В ушах раздается торжествующий вопль: "А это Роджер Остенсо, дамы и господа, подающий большие надежды молодой квотербек - вы только посмотрите, как он бежит!" - и я спотыкаюсь, но понимаю, что это голос комментатора одной из предыдущих игр, всего лишь запись, которую в перерыве прокручивают на табло - "Если ему улыбнется удача, он имеет все шансы стать следующей звездой американского футбола! Посмотрите на него хорошенько, это же зверь!.."

Еще один поворот, еще одна дверь, и коридоры заканчиваются. Передо мной стоят автомобили персонала, белым пятном маячит автобус, на котором мы приехали сюда несколько часов назад. Если не считать стеклянных глаз камер безопасности, я здесь один. Миновав автоматический шлагбаум и наклонив голову в тщетной попытке защититься от холодных струй падающего дождя, я шагаю в серую темноту и пытаюсь понять, что мне делать теперь.

"...Если мы захотим убавить громкость, мы сделаем ее не сильнее шепота."

Ледяная вода освежает и возвращает мыслям ясность. Я не знаю улиц Коламбуса, но помню, в какой стороне должен находиться отель, где остался мой бумажник - там водительские права и кредитные карты. Этого должно быть достаточно, чтобы вернуться в Орегон. Потом... Я не знаю, что будет потом. Для этого нужно вернуться к тому, что произошло только что. Потом. Все потом.

Обдав меня грязной водой, рядом тормозит такси. Водитель высовывается в окно и машет рукой - "Садись, парень, я подвезу". Здесь темно, мокрая форма липнет к телу, и вряд ли он сможет разглядеть, какого она сейчас цвета - и почему. "Спасибо. В отель."

Сажусь на заднее сиденье и бросаю под ноги сумку. Кроме водителя, внутри сидят еще двое, но они молчат и не говорят ничего даже тогда, когда парню рядом со мной приходится потесниться. Только когда он отодвигается, я понимаю, что так и не снял щитки. Такси трогается с места, и я откидываюсь назад, снова пытаясь понять, во что только что превратилась моя жизнь и что произошло там, в раздевалке стадиона, но вместо этого просто впадаю в ступор и думаю об усталости и рези в глазах. В машине тепло, и сонливость накатывает с новой силой.

"...Мы можем заставить изображение исчезнуть или пустить помехи..."

Водителя никто не слушает, но он говорит не переставая, он жалуется на непогоду и сетует на дороговизну бензина, он говорит о ржавой жести и лысой резине, пока дворники с тихим поскрипыванием елозят туда-сюда и молчат мои попутчики. Тепло...

Удар и визг тормозов стряхивают сон, машину заносит. Я ударяюсь головой и успеваю увидеть огромный темный силуэт, возникший на дороге перед машиной и через секунду исчезнувший под ее колесами. Олень? Лось? Такое часто случается на дорогах Орегона. Я не сразу понимаю, что мы уже никуда не едем.

На водительском месте сидит манекен, пытающийся закрыться руками в притворном страхе.

"Добро пожаловать в Сумеречную Зону."

-----

Другая точка зрения: Катя Белосельцева
Другая точка зрения: Джерри Фанхэм-младший

[Wyrm-Takes-Last]

Вторая четверть. Тачдаун.

Темнота и свет сливаются и накладываются друг на друга, не смешиваясь. Я умираю. Я делаю еще один вдох и отталкиваю навалившуюся на меня тварь, в которую тут же врезается второй прыгнувший зверь, и они клубком скатываются в овраг, захлебываясь пеной, которая идет у них горлом. Я остаюсь лежать на земле с начинающими стеклянеть глазами, неподвижно уставившись в звенящее свинцовое небо. Я встаю, опираясь на невероятно тяжелые и как будто чужие руки, которые отказываются слушаться, и трясу головой, пытаясь понять, что произошло; перед глазами стоит багровая пелена. Меня шатает, и я чувствую, как в груди ворочается тяжелая и безумная ярость, я не хочу останавливаться, я хочу наконец понять, что происходит, что произошло со мной только что, но я не понимаю, и от этого меня захлестывает еще одной волной страха и бешенства. Я хочу отыскать того, кто сделал это со мной, я хочу крови, я хочу бросаться на все, что движется до тех пор, пока...

Джерри нет. Кэт неподвижно лежит возле изувеченного автомобиля. Скорбно звенят на ветру листья.

Я прихожу в себя, поднимаю ее на руки и делаю шаг в темноту, проглотившую Джерри, и перехожу на ровный бег, сперва неуверенно, затем все быстрее и быстрее. Это помогает мне прийти в себя, но вместе с ясностью мысли приходит осознание, и так же четко, как перед недавней катастрофой я понимаю, что это конец. Отсюда не убежать. Я пытаюсь прогнать эту мысль так же, как гнал ее от себя все время, но она не уходит, она растет и становится сильнее и тянет за собой другие, острые, причиняющие боль. Это я убил тренера. Это из-за меня убивают Кэт и Джерри. Я виноват. Только я виноват во всем. Выпустив зашевелившуюся Кэт из рук, я опускаюсь на землю рядом со блестящим кленом и изо всех сил бью его кулаком, в кровь сбивая костяшки пальцев. Боль помогает не думать.

Во влажной темноте шевелится Джерри. Он забился в угол, свернувшись, чтобы стать меньше, стать незаметнее. Удар. Еще один удар. Сильнее. Я не хочу больше думать о том, что я сделал, не хочу думать о том, что со мной происходит, я устал не спать, я устал быть виноватым, я никогда не боялся ничего, но теперь я устал бояться. Я слышу рычание и думаю, что звери нашли нас, но потом понимаю, что это рычу я сам. Удар. Боль. Дерево отвечает мне плачущим похоронным звоном.

- Не долби, а?

Джерри говорит тихим и слабым голосом.

- В башке звенит...

В подтверждение своих слов он морщится. Его осунувшееся лицо белым пятном светится в темноте, и поддавшись непонятному мне порыву я подхожу к нему и сажусь рядом с ним. Он устало смотрит на меня, и я выкладываю ему все. Я готов к припадку ярости, готов увидеть недоверие, ужас или отвращение в его глазах, но я не готов к тому, что случается на самом деле. Он выслушивает меня, он спокоен. "Если это твой кошмар, попробуем перескочить в мой." Удивление немного рассеивает алый туман, плавающий перед глазами. Я не понимаю, о чем он говорит, но он начинает подниматься на ноги - и вдруг я замечаю, что Кэт уже нет здесь.

Она ушла туда, откуда пришли звери.

Я протягиваю Джерри руку, и мы бросаемся в недолгую погоню. Я слышу звон листьев и звук собственного дыхания, я слышу, как неровно бьется сердце Джерри. Я слышу запах железа и крови. Не проходит и нескольких минут, как мы взлетаем по склону оврага и оказываемся лицом к лицу -

С Охотником.

Время растягивается до предела, замирает в точке наибольшего растяжения и лопается с грохотом ружейного выстрела.

Джерри взмахивает руками и оседает на траву, и недоумение в его глазах оказывается последним, что я вижу, прежде чем задыхаюсь от страха и ярости, глаза застилает багровая пелена, и в мире остаемся только я и его убийца.

Я помню, как я разорвал свое лицо.