Don't Rest Your Head: Роджер Остенсо

[Wyrm-Takes-Last]

Жеребьевка.

Не прекращающийся уже третий день дождь сделал покрытие скользким и грязным, и к концу второй четверти мы остали от хозяев на три очка, но залитые светом прожекторных мачт трибуны ревут, приветствуя вспыхивающие на табло повторы так же радостно, как и в первый раз.

Стаскивая шлемы, мы бредем следом за тренером в раздевалку, истекая водой и оставляя на полу грязные следы. Бак и Эшли вытирают мокрые головы полотенцем, остальные окружают тренера, который громко и уверенно начинает объяснять, что мы должны сделать во второй половине игры, если мы хотим показать ему и этим ублюдкам из Огайо, что мы чего-то стоим на самом деле. Ударяя кулаком по ладони, он говорит о подходах и тактике, обращаясь к каждому по имени, ободряя, ругаясь и подхлестывая тех, кто в этом нуждается.

Гул толпы слышен и здесь. Он нарастает и слабеет, ритмичный, как океанский прибой. Я сажусь на скамью и закрываю глаза - только для того, чтобы прогнать резь, после четырех дней без сна в них как будто насыпали песку....

...Вздрогнув, я просыпаюсь от раската грома. Флюоресцентные лампы на потолке моргают, и в их белом свете лицо тренера кажется бледным и мертвым; он лежит в луже крови на полу.

Кажется?

Он мертв. Вырванная из сустава рука валяется рядом с телом; кровь везде. На полу, на стенах, на... На моих руках. На моей форме.

"С вашим телевизором все в порядке. Не пытайтесь настроить изображение. Мы контролируем передачу."

Еще один раскат грома. Лампы мерцают, свет вздрагивает, и приглушенный рев толпы на трибунах вырастает до оглушительного крещендо.

"...Если мы захотим прибавить громкость, мы это сделаем."

Я бросаюсь к шкафчикам. Времени возиться с замком нет, и я открываю замок, рванув дверцу на себя. Схватив сумку, я пускаюсь бежать по залитым неживым светом коридорам внутренних помещений стадиона. Сейчас здесь никого нет, но я только приблизительно представляю себе, где находится автостоянка. Если мне повезет, я смогу выбраться на свежий воздух прежде, чем кто-то зайдет в раздевалку и увидит, что произошло только что. В ушах раздается торжествующий вопль: "А это Роджер Остенсо, дамы и господа, подающий большие надежды молодой квотербек - вы только посмотрите, как он бежит!" - и я спотыкаюсь, но понимаю, что это голос комментатора одной из предыдущих игр, всего лишь запись, которую в перерыве прокручивают на табло - "Если ему улыбнется удача, он имеет все шансы стать следующей звездой американского футбола! Посмотрите на него хорошенько, это же зверь!.."

Еще один поворот, еще одна дверь, и коридоры заканчиваются. Передо мной стоят автомобили персонала, белым пятном маячит автобус, на котором мы приехали сюда несколько часов назад. Если не считать стеклянных глаз камер безопасности, я здесь один. Миновав автоматический шлагбаум и наклонив голову в тщетной попытке защититься от холодных струй падающего дождя, я шагаю в серую темноту и пытаюсь понять, что мне делать теперь.

"...Если мы захотим убавить громкость, мы сделаем ее не сильнее шепота."

Ледяная вода освежает и возвращает мыслям ясность. Я не знаю улиц Коламбуса, но помню, в какой стороне должен находиться отель, где остался мой бумажник - там водительские права и кредитные карты. Этого должно быть достаточно, чтобы вернуться в Орегон. Потом... Я не знаю, что будет потом. Для этого нужно вернуться к тому, что произошло только что. Потом. Все потом.

Обдав меня грязной водой, рядом тормозит такси. Водитель высовывается в окно и машет рукой - "Садись, парень, я подвезу". Здесь темно, мокрая форма липнет к телу, и вряд ли он сможет разглядеть, какого она сейчас цвета - и почему. "Спасибо. В отель."

Сажусь на заднее сиденье и бросаю под ноги сумку. Кроме водителя, внутри сидят еще двое, но они молчат и не говорят ничего даже тогда, когда парню рядом со мной приходится потесниться. Только когда он отодвигается, я понимаю, что так и не снял щитки. Такси трогается с места, и я откидываюсь назад, снова пытаясь понять, во что только что превратилась моя жизнь и что произошло там, в раздевалке стадиона, но вместо этого просто впадаю в ступор и думаю об усталости и рези в глазах. В машине тепло, и сонливость накатывает с новой силой.

"...Мы можем заставить изображение исчезнуть или пустить помехи..."

Водителя никто не слушает, но он говорит не переставая, он жалуется на непогоду и сетует на дороговизну бензина, он говорит о ржавой жести и лысой резине, пока дворники с тихим поскрипыванием елозят туда-сюда и молчат мои попутчики. Тепло...

Удар и визг тормозов стряхивают сон, машину заносит. Я ударяюсь головой и успеваю увидеть огромный темный силуэт, возникший на дороге перед машиной и через секунду исчезнувший под ее колесами. Олень? Лось? Такое часто случается на дорогах Орегона. Я не сразу понимаю, что мы уже никуда не едем.

На водительском месте сидит манекен, пытающийся закрыться руками в притворном страхе.

"Добро пожаловать в Сумеречную Зону."

-----

Другая точка зрения: Катя Белосельцева
Другая точка зрения: Джерри Фанхэм-младший

[Wyrm-Takes-Last]

Первая четверть. Снеп.

Еще не до конца придя в себя после аварии, я выбираюсь из машины. Ее перед смят, но задняя часть уходит в деревянную поверхность рекламного щита. На щите изображен разинувший клыкастую пасть человекоподобный зверь, который вот-вот бросится на водителя. Оплывшие буквы, истекающие нарисованной кровью, гордо провозглашают: "Нападение чудовища-убийцы" и чуть ниже поясняют - только в нашем кинотеатре! Еще один плакат, чуть меньший, висит рядом, но на нем нельзя разобрать ничего, только слова "Смерть-2". Я оборачиваюсь и вижу, что за моей спиной дествительно кинотеатр - старое здание с двойными дверями и стеклянным куполом, каких много строили в шестидесятые годы. Здесь люди, но никто не обращает на меня внимания.

За спиной хлопает дверца, и я поворачиваюсь лицом к моим спутникам.

Парень и девушка, мои ровесники. И он, и она ниже меня ростом, но это неудивительно; у парня светлая кожа, темные волосы и карие глаза. Девушку сильно портит нездоровая бледность, но у нее светлые волосы, красивая фигура и умопомрачительные ноги; одного взгляда на них мне хватает, чтобы захотеть принять еще один холодный душ. Протягиваю парню руку. Он возвращает рукопожатие, но перед этим медлит, как будто не сразу понимает, что я от него хочу. Ладонь у него мягкая и ухоженная, и когда он называет мне свое имя, а называю ему свое, он вяло кивает и идет к дороге, где принимается ловить еще одно такси, как если бы ничего не произошло. Девушка держится за голову, но именно она первой задает вопрос, ответ на который хотел бы знать и я сам.

- Где мы?
- Коламбус, Огайо.
- Где!?

Глаза у нее удивленно расширяются, и она делается очень похожей на киноактрис, снимавшихся в старых, еще черно-белых фильмах ужасов – светлые волосы, хорошенькое личико и ротик аккуратной буквой «о», точь-в-точь как девушка, нарисованная на плакате у нее за спиной. Джерри – его зовут Джерри – едва заметно улыбается, кажется, он тоже заметил сходство, но его улыбка почти сразу делается дряблой и вянет. Он говорит, что сел в такси в Принстоне, Нью-Джерси. Девушка, имя которой звучит странно, говорит, что она из Санкт-Петербурга, но не того, который в двадцати минутах езды от Коламбуса, а из того, который в России. Она выглядит потерянной и испуганной, и хотя я чувствую себя не лучше, я улыбаюсь ей – все в порядке, мы живы, мы как-нибудь отсюда выберемся, положись на меня. Но это ее не успокаивает.

Вокруг нас течет поток людей. Ковбойские джинсы и украшенные цветами соломенные шляпки, цилиндры, федоры. Двубортные костюмы в полоску и расстегнутые на груди пиратские рубашки, майки, корсеты и застегнутые на все пуговицы бутылочного цвета пальто.

Я такое уже видел. Восемь лет назад, в Диснейленде.

В голову приходят заученные наизусть строки, и я понимаю, что и Джерри, и девушка – имя у нее на самом деле восточно-европейское – смотрят на меня с едва ли не большим удивлением, чем на людей вокруг. Я непонимающе смотрю на них и поясняю, что это Льюис Кэролл. Джерри кивает и говорит, что так и не дочитал книгу до конца. Люди продолжают идти мимо нас, не обращая внимания, что мы стоим у них на пути, они просто делают шаг в сторону и идут дальше. Только теперь я понимаю, что мы не единственные, кого они обходят. Чуть дальше на дороге лежит туша зверя, которого сбил наш водитель. Я подхожу ближе.

Это не лось, не олень и не горный лев. Больше всего зверь похож на чудовищно выросшую росомаху, большая неподвижная груда вонючей и свалявшейся шерсти, приоткрытая пасть, бессмысленно уставившиеся в никуда налитые кровью глаза… которые защищает выгнутая металлическая решетка. Грубо приваренные одна к другой пластины уходят глубоко в тело, на некоторых еще можно разобрать армейскую маркировку.

Шлем.

Накладки на плечи.

Наколенники.

Нагрудник.

Я не успеваю додумать эту мысль. Издав звук, похожий на стон, клокоча и захлебываясь мокротой, зверь рычит и пытается подняться. У него не получается, но он пробует снова, вставая сперва на четыре ноги, потом на две, и я делаю шаг вперед, надеясь, что у Джерри хватит ума увести русскую девочку. Пошатываясь, он нависает надо мной, его рычание становится громче. Наши взгляды встречаются – и мы бросаемся друг на друга, я бью его кулаками по морде и поломанным ребрам, он сбивает меня с ног и наваливается сверху, пытаясь придавить к земле, но я откатываюсь в сторону и поднимаюсь прежде, чем он успевает собраться еще для одного прыжка. Мы опять стоим, глядя глаза в глаза, пока он с глухим ворчанием не убирается в прохладу темных подворотен, сильно прихрамывая. Дышать больно, но на играх бывало и хуже. Волосы на моих руках стоят дыбом.

Джерри спокоен. Он ничего не говорит, и я тоже молчу. Нам нечего сказать друг другу, мы понимаем друг друга без слов. Это бредовый сон английского математика, это наркотическая мечта калифорнийского мультипликатора, это безумие - и оно показывает нам зубы.

Девушка – я не хочу коверкать ее имя и называю Кэт, вряд ли она будет возражать – бросается навстречу кому-то из прохожих, хватает за лацканы пиджака и начинает трясти. Тот ошарашен и даже не пытается отстраниться, что-то бормочет и оглядывается по сторонам так же беспомощно, как и мы сами. Когда она отпускает его, он смешивается с толпой, которая все так же течет по тротуарам вокруг нас. Она выбегает на проезжую часть, и перед ней останавливается Форд – самый настоящий Форд модели «ТТ». Размахивая руками, она объясняет что-то водителю, тот выслушивает ее и кивает, она машет нам рукой и опять садится на переднее сиденье. Все так же молча мы занимаем места за ее спиной, и автомобиль неторопливо трогается с места.

Мимо нас проплывают дома, домики и дворы-колодцы.