Перекрестившись, он отправился в путь…, Проза

[Jocksor]

Шагая по длинной дороге, которая непременно куда-то вела, он вспоминал своё прошлое. Сейчас всё для него казалось странным… почти забытым. И даже сегодняшний завтрак был покрыт столетней пылью. Свечи давно потухли, а дом прогнил до самого основания… как и его душа. Он шёл и вспоминал лучшее, что было в его жизни. Дом сгнил, как и всё чем он дорожил: старый шкаф, напоминающий ему о деде, шахматы отца и портрет семьи на стене. Они не представляли никакой ценности. Даже как память. Друзья все умерли. То дерево, на которое часто взбирались в детстве эти сорванцы, тоже гниёт, придавая сил земли, в которую закопают последнего из них. Все их проделки – в прошлом. В стёртом прошлом. Когда-то его грели мысли о дружеских узах, но теперь пламя уже даже не тлеет. Давно потухло и пепел завеян над пропастью, которой тоже уже нет – обвалилась. Человёк шёл вперёд и вспоминал своё прошлое. То что от него осталось. Он уже был мёртв, но сердце его ещё билось. Только сердце было живо и оно не хотело умирать. А он уже поцеловал святое распятье. Оно не хотело… только в нём ещё сохранилось тепло. Тепло, которое невозможно стереть, даже искренне стараясь. Тепло, которое вечно будет греть его там, куда он идёт. Любовь. Единственное, что он взял с собой – любовь. Только одно было позволено, и он выбрал – любовь. Любовь, что было всегда ему вернее друзей, крепче того дерева в саду, теплее дома и ближе отца. Любовь, которую он не забудет никогда. Любовь, которая не придавала. Любовь, которая любила и научила его любить. Любовь, которая пробудило в нём жажду к жизни. Он узнал, как может быть красиво небо, как могут очаровывать звёзды, как может быть тепло море ночью и горяча постель с утра. Он понял прелесть прикосновения и нежность поцелуя. Он осознал, что мир прекрасен. И всё благодаря ей одной – любви.
Перекрестившись, он отправился в путь… он вспоминал любовь… и шептал лишь два слова: «Прости… люблю».

[Coronel]

Красивая зарисовка. Вполне достойна (с моей ламерской точки зрения) послужить первой страницей хорошей и длинной книги.

[Allteya]

Красивая зарисовка. Вполне достойна (с моей ламерской точки зрения) послужить первой страницей хорошей и длинной книги.

Или последней. Слишком открывает весь возможный сюжет

[Jocksor]

Он уже не помнил, когда начал рушиться его мир. Он знал только одно – началом послужил конец. Когда она ушла, мир рухнул. Постепенно начало умирать всё. Первым умер он, хоть и казался живым. Свет погас в его глазах. Больше не светили звёзды, а волны перестали ласкать ноги. Небо исчезло так быстро, как будто его высосало через окно вакуумом, солнце потухло словно кто-то потушил костёр – так легко и беззаботно, а луна разбилась на тысячи мелких кусочков… как и его сердце. Оно разбилось, но продолжало жить. Кровоточить, но жить. Его питала любовь, которая жила в нём – она давала сил… тех сил, что не хватало раньше, когда это так было нужно.
Его мир растаскивали по кусочкам все, кому не лень. И никого не волновало, почему он перестал жить. А он просто умер. Умер и никто этого не заметил, кроме его сердца. И её. Но она уже ушла. А они смеялись, ели, веселились, ходили, спали, жили… он никогда не мог понять, как они могут жить без неё? Он умер, а они жили.
Когда всё закончилось, время стало другим. Оно текло со скоростью света, поглощая все его труды, все его старания, все его жизненные ценности… всего его. Он мог сидеть в своём любимом кресле на веранде, а перед ним гнили сады, под ним – кресло. Он не успевал даже моргнуть, как проносились века, и его уже не было. Никто его не замечал, а на месте сада давно построили мотель. Он делал шаг, и за ним уже был век, а под ним – новое слово в технологии. Жизнь текла мимо, потому что для него она остановилась. Весь поток существования обвёл вокруг, какой-то злобный архитектор жизни.
Но в тот же миг оно застывало и начинало тянуться медленнее крови в жилах умершего человека. В его жилах. Вся боль застывала на месте и поедала его изнутри. Медленно, но верно он превращался в ничто, в пустоту. Но никогда он не достигнет пустоты. Это было его наказанием. Каждая секунда превращалась в бесконечность, а боль, умножаясь в стократ, разъедала его суставы, выдавливала ему глаза, вырывала сердце. Он не жил. Он умирал. Он понимал, что она ушла, потому ему не было больше смыла жить. Вместе с ней уходил мир. Вместе с ней уходила жизнь.

[Jocksor]

Когда она ушла, он не знал что делать. Он не видел больше смыла ни в чём. Он даже не мог понять зачем теперь он дышит. Зачем, если её больше нет? Он даже не мог думать, так как она ушла. Он просто умер, оставаясь при этом живым. Её больше не было, а он всё ещё был.
Тупое лезвие пилило кожу на запястье. Но кроме небольших порезов и адской боли оно ничего не доставляло его телу. Хотя боли на первый раз было достаточно. У него была ещё вся жизнь впереди, чтобы ощутить боль.
Он сидел и смотрел, как кровь капает на ковёр. Он не видел в этом красоты, ему просто не было смысла жить. А крови течь. Но он жил, а кровь капала. Потому что сердце ещё билось. В сердце ещё была любовь. И она никогда и никуда не денется. Любовь будет давать ему силы чтобы умирать. Раньше она давала ему силы жить, а теперь умирать. Любовь – всё из-за любви.
Когда-то он любил грустные книги, а сейчас сам был такой книгой. И ни одна из миллиона прочитанных им историй не могла и на сантиметр приблизиться к настоящей смерти. Смерти души. Он думал, что читая эти книги познает горечь на бумаге и никогда не обретёт ей в жизни. Он хотел познать, но не хотел обрести. Он не хотел потерять. Но приобрёл. Скорбь в обмен на неё. Жизнь в обмен на смерть.
Каждый день его жизни был раньше наполнен счастьем и радостью только лишь оттого, что она была рядом. Ему для счастья уже этого было достаточно. Он целовал её в ноги, он гладил её руки, он часами смотрел ей в глаза. Он обожал её. Любил её. Когда она смеялась – для него наставал праздник. Даже если в тот день все горести мира были на плечах его, он смеялся с ней, забывая всё на свете. Потому что она была ему всем. Она была его жизнью. Она и сейчас его любовь, хоть ей больше нет. Когда же она плакала, то он делил её горе, разрывая себя на куски потому, что не смог её уберечь от него. Любую мелочь он воспринимал серьёзней войны. Потому что любил.
Всё, что было ему счастьем, он отдавал ей без остатка. И никогда не жалел. Для него было счастьем видеть радость в её глазах. Когда это милое личико наполнялось восторгом, когда глаза сверкали от счастья, а улыбка сияла любовью – он понимал, что попал в рай. Это для него было самым большим счастьем – видеть её такой радостной.
Он любил и никогда не требовал ничего взамен. Он не считал любовь истиной, когда ты что-то ждёшь или просишь. Он просто любил ей. Каждый день, каждый миг. Только её и никого больше. Вся его жизнь была посвящена лишь ей.
Он писал ей стихи и письма. Даже когда они были вместе. А ей всегда было это приятно. И вместе читая их по ночам, они смеялись, они любили, они жили. Это было их маленькой игрой. Бесконечной игрой, как считал он. Он не хотел чтобы это кончалось. Потому так сильно переживал, когда она уходила. Понимая, что она скоро вернётся, он всё равно нервно смотрел на часы и с нетерпением ждал звонка в дверь.
Он всегда ждал её так, будто это первая встреча. Всегда был как дитя рад ей. Любой поцелуй для него был как первый. Но в то же время он целовал ей словно в последний раз в жизни. Он боялся, что когда-то так и случится. Потому и никогда не отпускал её. Любил и обожал. При этом понимая, что она как цветок – если не будет солнца и прохожих, которые будут ей восхищаться, то она завянет. Но он не хотел ей такой участи. Даже в золотой клетке птица тускнеет окрасом, и умирает душой. Он любил её. Но вместе с этим страдал. «Ревность – злая сука!» - говорил он всегда. И это было правдой.
А больше всего он не хотел её обижать. И сильно страдал, когда так получалось. Все мы младенцы. Он не был исключением, и порой глупости его не было пределу. С мыслями восхвалить он сжёг однажды храм, который был ему так дорог…

[Allteya]

Ненавижу, когда другие озвучивают мои мысли.

[Jocksor]

Уроки мастерства.
От вашего покорного слуги.

Война. Война никогда не меняется. Начинаясь с предательства и лжи, а кончается смертями сотен, тысяч, сотен тысяч. И никто не может противостоять войне. Она – безжалостный убийца, она Маньяк, что режет и кромсает – она неудавшийся медик, что строит из себя кого-то, что-то, а сама просто дилетант и салага. Ничего не умея, она взяла в руки нож и пошла по людям. Сотни голов слетят, а она так и ничего не поймёт. Хотя война, не она. Это он. Маньяк. Безжалостный ублюдок, кто так и хочет крови. Вампир – недоучка с зубами, как камень и горлом с гидрант, только работающим в другом направлении. Война – беспощаден. Не попадайся ему на пути.
Но война не может существовать одна. Войну сопровождают всегда фанатики веры, правды, мнимой справедливости. Кому какая разница какой веры, какой справедливости, какой чести? Всё равно это его проводники в мир спокойствия и мира. И нет оправдания ни одной войне, будь то севера и юга, или двух религий. Не важно кто начал, кто продолжил – все равно. Нет никому оправдания.
А вы умеете начинать войну? Позвольте мне попробовать, чтобы показать вам всю суть этого маньяка-убийцы. Возьмем современный мир. Не будем ударяться далеко – возьмем ближайшую подворотню. Там живёт один русский парнишка, например, дадим ему имя Владимир. Обычное, исконно русское имя, которое можно встретить чуть ли не каждом углу. И вот этот Владимир – обычный подонок. Курит траву, пьёт пиво, похожее на мочу. Запивает всё это палёной водкой и разговаривает матом. А при этом учится ещё и учится. Только чтобы не залететь в армию случаем. И всё бы в его жизнь ничего, если бы не сама жизнь. Родился подонком, им и растёт. Естественно такого подонка легко завербовать куда угодно. Например, не будем далеко ходить, в скины. Это такие тупые отморозки, которые настолько тупы, что ими вертят, как хотят, а мотивируют всё это войной за свободу русского народа. За чистоту расы, за чистоту крови!
Возьмём соседнюю подворотню – там живёт обычный еврейский парнишка, назовём его Элиягу. Тоже ничего так распространённоё еврейское имя, насколько я знаю. И вот этот парнишка, никого не трогает, с виду такой мирный и спокойный. Но только с виду. Ибо у него та же война – война за чистоту расы, за чистоту крови. И с раввином, он, шутя, ведёт диалог:
- А что такое, чикси? – спрашивает он у раввина.
- Это… ну… Даша, скажем! Но ты запомни: гулять можешь с кем угодно, а жена у тебя должна быть Галаха!
Они оба борются за чистоту крови, за чистоту расы! Русский – силой, Еврей – чёткостью традиций. Но война она есть война. Заглянем в будущее. Через некоторое время пол мира станет этими Русскими, а другая – этими Евреями. И каждый будет ненавидеть друг друга. Методы разные – эффекты одни и те же. Война есть война. Он порождает ненависть. Он учит мести. Он убивает, сначала изнутри разум, потом этот разум убивает тело.
Кому нужна эта война? Мне? Да – мне нужна, потому что я не хочу тихого спокойствия. Я не хочу скуки. Кто придумал войну? Я! Потому что я зло в первой инстанции. Я придумал арабов, которые бомбят и взрывают всё. Я придумал скинов, которые убивают Перуанцев на завтрак. Я придумал Евреев с их войной против всего человечества с самого его создания. Я придумал войну, но солдаты родились сами. Они не поняли что это самое худшее, что может быть. Этим кретинам не хватило мозгов. Их проблема. Пусть теперь мучаются, засранцы. Это моя война, но вы на ней солдаты, а я буду развлекаться, пока вы умирать.

Мораль: нет морали у войны. Нет и никогда не будет! Мы наступаем на горло даже другу, когда он становится по ту сторону баррикады. Мы всё забываем и в первую очередь у нас становятся идеи, за которые мы боремся. Хотя за эти же идеи боролись и сто лет назад. И тысячу. И миллион. А нам всё равно – теперь это же наши идеи! И на этот раз мы их добьемся. Мы – не они. Мы выше, мы другие. За нами сила, за нами правда.

[Jocksor]

Ненавижу, когда другие озвучивают мои мысли.

Научитесь их озвучивать первыми. Или всю жизнь и проведёте в заду, хлебая пыли за моими ногами. [[IMG]]"http://forums.rpg-world.org/style_emoticons/;)
И вообще - нечего писать - не пишите. Либо конструктивно, либо тихо в подушко, ок?

[Gabrielle]

to Jocksor "Возможно, в этом мире ты всего лишь человек, но для кого-то ты – весь мир" (Габриэль Гарсиа Маркес)


и это не те, кто называется твоими друзьями. Не для них ты весь мир. Главное, это помнить!

[Элиягу]

Ненавижу, когда другие озвучивают мои мысли.

Научитесь их озвучивать первыми. Или всю жизнь и проведёте в заду, хлебая пыли за моими ногами. [[IMG]]"http://forums.rpg-world.org/style_emoticons/;)
И вообще - нечего писать - не пишите. Либо конструктивно, либо тихо в подушко, ок?

-стёрто-

[vsh]

Первый кусочек понравился. Остальные - нет. За последний кусок - глубочайший дизреспект.

[Kabanator]

2Jocksor
Первый текст даже немного задел за живое, про последний даже говорить не хочется. Пожалуйста, думай в следующий раз ЧТО ты пишешь и КАК ты это пишешь.

[Jocksor]

based on a true story...

Это были самые настоящие близняшки... как две капли воды они были похожи друг на друга, я их даже не старался различать, в мои нечастые приходы в гости. Самое забавное - они всегда меня приглашали, а самого меня ноги как-то не тянули в их дом, хотя моя центростремительная сила всегда указывала на них, когда одна из сестрёнок мелькала рядом, особенно в ночнушке, настолько короткой, что стоило ей чуток нагнуться или потянуться, как взору представала лучшая попка тысячелетия.
- Джоси, чего хочешь к чаю?
Только им было позволено так унизительно называть меня, зажёвывая пару букв от полного имени. Нет, я никогда не гордился своим именем, просто меня всегда раздражали его слащавые сокращения на манер сладеньких мальчиков, к коим я питал лишь презрение, особенно смотря на формы сестричек.
Когда одна из них, в своей нежно-фиолетовой ночнушке, наклонялась к нижним полкам дверцы холодильника, чтобы достать чего-нибудь к чаю, вставал даже у папы Римского, не говоря уже о геях. Они как-то рассказывали, как притащили к себе мальчика нетрадиционала, именно в целях развести его на "поиграть", как они это называли. Так тот мальчик, если его можно назвать таковым, растерялся до жути, хотя это не помогло ему сохранить верность своему партнёру. Даже без прикосновений к местам сокровенным, как мне поведали сестрички, они разогрели малыша так, что тот, если бы и отрубился, простоял бы часа два без всякой поддержки с их стороны. После этого они называли себя его личной виагрой и предлагали помогать в проблемных ситуациях, но он, естественно, отказался от помощи, хотя и, по их словам, он после той ночи задумался над своей ориентацией.
- Или может мёду и сладостей? – она медленно выпрямилась, чуть обернулась ко мне и положила пальчик на губу, демонстрируя задумчивость.
Но мне всё равно пришлось сесть, потому что мой мальчик уже принял боевую позицию бравого солдата. С ними у меня никогда не было проблем с эрекцией. Да у кого они будут с ними то!?
Идеальные тела, которым позавидовала бы даже, эталон красоты прошлого века – Мэрилин Монро: стройненькие ножки без единого изъяна, которые занимали ровно столько процентного содержания их роста, сколько никогда бы не рассчитали учёные с их эталонами; плоский животик, не вызывавший никакого сомнения, что это дар природы, а не упорство диет и иных наставлений; замечательный пупочек – хотя он, это моя личная страсть; идеальная грудь второго размера… ну я же про свой вкус говорю, да? Так вот такую грудь я больше нигде не видел, и, даже первоклассные стриптизёрши, на которых был потрачен бюджет целой банановой страны, в пример не могли стать этим милашкам. Было ощущение, что сам Бог прикоснулся к их формам: тут добавил, там убрал. В общем, я мог часами рассказывать только лишь об их груди, когда не меньшего внимания должны были удостоиться все части их прелестного тела. И отдельного, пятичасового монолога, удостаивались их личики. Да, личики. Не смотря на то, что я не мог их отличить, даже в разной одежде, они никогда не были для меня копией: различить я их не мог, но всегда ощущал, что они разные, даже если они обе просто молча смотрели на меня. Мой рассказ всегда начинался с одной, а кончался другой: даже общие черты я делил пополам и одни приписывал старшенькой, когда вторые младшенькой. Кстати, кто из них старше, а кто младше – я так и не запомнил.
- Ага, сладостей ему! – игриво поддакнула вторая, хлопнув по попке свою сестричку.
А мне пришлось положить ногу на ногу.
- Что… опять эрекция, сладкий? – в один голос произнести плутовки, явно пытаясь меня раззадорить ещё сильнее.
Но я лишь улыбнулся, как и всегда – не отвечая на компрометирующие, да к тому же риторические вопросы.
Не смотря на вожделение обеих сразу, мне не досталась ни одна. Эти девочки с самого своего рождения поняли, какая сила им дана, и, как только научились говорить, начали продумывать план, как бы выйти замуж за миллиардера, да, причём обеим. Но план был не в том, как собственно выйти – это им труда бы не составило, а как распоряжаться его деньгами. С типичным поведением platinum blond, эти брюнеточки имели толковую голову на плечах – просто они знали, что работать им не придётся, потому и не заморачивались такой проблемой. При этом времени развлечься до богатенького мужа они не теряли. Хотя и при нём их стиль жизни не изменился бы.
Сексом они занимались большую часть времени вместе, цепляя всего одного симпатичного мальчика, хотя и случались такие моменты в их распутной жизни, когда одна из сестёр не хотела делиться сегодня, но вторая не обижалась. Правда, а чего обижаться, когда знаешь, что следующую ночь ты проведёшь с ним, естественно договорившись с сестрой, а он и не поймёт?
Специально потянувшись за самой дальней коробкой с чаем, оголив тем самым свою попку, они начали надо мной играться во всю. Именно они… они были как единый организм: что думала одна, то делала другая, пока первая наблюдала за воплощением своих мыслей. Да, я забыл упомянуть об этом чуде! Об их упругой попке идеальных форм. Но я всё забывал, когда хотя бы одна была рядом, не говоря уже о двух сразу. Правда, сказать сегодня я могу мало: нет слов.
Я никогда не мог понять: одевают ли они бельё под эти свои ночнушки? Прозрачность была настолько пикантна, что, когда одна из них открывала дверцу холодильника, мне приходилось тут же садиться, как и в тот раз, потому что таких прелестных форм, я больше не видел в жизни! Но при этом, даже проходя мимо нее на интимном расстоянии, я не мог понять есть ли на них трусики. В ночнушках я их видел, видел и в нижнем белье, никогда нагими, но с другими бы девушками я и без таких познаний определил бы наличие нижнего белья всего одним взглядом, а тут… тут была загадка, достойная самого Шерлока Холмса! Но я предпочитал думать, что оно присутствует, хотя даже далеко не в самых грязных моих снах представлял их вместе, целующимися и ласкающими друг друга, абсолютно голенькими.
Вот была ещё и одна странность – мне никогда не снились сны с ними… ну, чтобы я был третьим. Они всегда манили меня, ласкали, но в итоге сон оканчивался лесбийским сексом. Хотя фантазии посещали меня постоянно, как и сейчас: сам того не желая (бессознательно) я представлял, как ублажаю ближайшую прямо на столе, а её сестричка смотрит и всё ещё думает: как ей присоединиться, но, не долго решаясь, обхватывает меня сзади и просто ласкает, целуя всё моё тело.
- Не достанешь нам, всем троим, во-он того чайку, сладкий?
Вот так всегда! Когда я мечтал о сексе с ними, они меня заводили всё больше и больше, но и теми же словами, нахально, прерывали мои мечты. А ещё, они любили говорить друг за друга. Как и сейчас: пока одна тянулась за коробкой, обнажая своё тельце, вторая хищно наблюдала за мной и просила достать чаю. Ещё они любили меня подкалывать… я тут еле сижу, а они вставать просят.
- Спасибо, Джоси! Ты прелесть! – опять щебетали они хором.
Они надо мной издевались, они со мной игрались, при этом, никогда не позволяя переступать особо тонкую линию, которую я часто не видел, или не хотел. Флиртовали и заигрывали, но не давали ни единого намёка на столь желанную ночь в их компании. Зато я был единственным представителем мужского пола, который бывал у них без повода и более нескольких раз в своей жизни, даже скажу больше – минимум раз в пару недель. Не говоря уже о том, что они сами приглашали меня погостить. Только вот… я до сих пор не знаю, если б мне представился выбор: жить своей жизнью, в двухстах метрах от них и захаживать раз в две недели, или ощутить незабываемую ночь с этими милашками, но расстаться с ними после оной - какой выбор сделал бы я.